КОЧЕВНИК, 56 - 23 декабря 2009 13:45

БЛАТНАЯ ПЕСНЯ КАК АГЕНТ РУССКОГО ЯЗЫКА

Коллективный российский автолюбитель в большинстве своем слушает русский шансон. В Москве это еще не так заметно, но в регионах эфир, умы и души захватила уголовная субкультура. «Радио шансон» несется почти из каждой автофорточки. А есть еще радио «Милицейская волна», у которого иногда хочется спросить: они, вообще, за кого?

Да и в Москве – тоже люди живут. Чего стоит радостная афиша: «Русский шансон в Кремле!». Уже и в Кремле. Так и рисуется картинка: пришли в Кремль депутаты, чиновники, послы всякие, сидят на корточках под золоченой лепниной эпохи Павла Бородина, тянут лениво чинарики и ждут модернизации.

Однажды на какой-то литературной вечеринке я разговорился с украинским поэтом-националистом. С бендеровским упрямством он доказывал мне, что российский менталитет – уголовный. И уголовные ценности лежат в основе российского общественного быта. Тогда в кабаках Львова как раз запретили петь по-русски, потому что любая русская песня в ресторане была блатной. Так вот, поэт уверял меня, что ни в одной стране больше нет собственной блатной песенной субкультуры. И во всех сопредельных странах блатная песня – обязательно русскоязычная (сидели-то всё равно все у нас, на Колыме).

Из этой ли посылки, или еще из каких-то соображений, поэт-бендеровец и выводил свой постулат о том, что уголовное мировоззрение есть основа русской системы ценностей. Что и выражается в той огромной роли, которую криминальная субкультура играет в российском обиходе. Заодно инфицируя посредством блатной песни окрестные страны.

То есть не русский язык – агент «русского мира», а блатная песня – агент русского языка. Работает, и работает эффективно. Вот, во Львове и вздыбились под благовидным предлогом охранения общественной морали от морали уголовной.

Можно, конечно, гордиться культуртрегерством блатной песни. Кажется, идеологи русского шансона (а также концепции «русского мира») этого еще не углядели.

А можно предположить, что Россия – действительно, единственная страна в мире, имеющая отдельную и мощную блатную субкультуру. Не сленг, а именно субкультуру – со своим фольклором, словарем, присказками, песнями, официальными творческими конкурсами и даже своими СМИ. (Вообще-то, есть еще одна страна, но о ней чуть позже.)

СТАТИСТИКА ЗНАЕТ НЕ ВСЕ

Степень проникновения уголовной субкультуры во все слои нашего общества высока. Массив влияния таков, что уже неловко называть субкультурой – это больше похоже на мейнстрим.

Конечно, из объяснений сразу приходит на ум широкий охват советского населения тюрьмой в сталинские времена. То, что теперь называют эффективным менеджментом, предполагало большое количество заключенных, решавших задачи политического и народнохозяйственного строительства. Сидельцев было много, не меньше – охранявших. Тюрьма была значительной и значимой частью страны. Почти во всякой семье на глубине трех поколений можно обнаружить достаточно близкое знакомство с темой.

Даже фольклор пионерских лагерей и тот каким-то странным образом происходил из зон-малолеток: «Мама, милая мама, я тебя не ругаю, что меня ты так рано в лагеря отдала…». Это ведь не пионерская песня. И как оно физически перетекло из малолеток в пионерлагеря – уму непостижимо. Видимо, еще в те раннесталинские времена, когда пролетарский режим считал уголовников «социально близкими» (в пику буржуям), а пионерские лагеря были разновидностью ГОПов – городских общежитий пролетариата (отсюда «гопники») и прочих макаренковских колоний для трудных подростков.

Историческое и нынешнее количество сидельцев, безусловно, влияет на распространение блатной субкультуры. Еще одна страна, где уголовная среда создала свою субкультуру, вышедшую за пределы тюрем, – это США. США и Россия с заметным отрывом лидируют по числу заключенных (в процентном отношении к населению). В США наиболее яркое проявление уголовной субкультуры имеет заметный расовый окрас: рэп – песни черной криминальной среды. Негритянский блатняк.

И вот – злая насмешка истории над идеологическими баталиями Хомякова и Чаадаева. Современный «славянофил» слушает русский блатняк, а современный «западник» – блатняк негритянский. Но все равно блатняк. И хотя они по-прежнему непримиримы, но не такая уж и большая идеологическая разница теперь между ними. В общем-то, только в ритме. Ну, еще в штанах с провисшей мотней. А по сути, как ни собирай, все равно пулемет получается. Как говорит в таких случаях писатель Пелевин, сила ночи, сила дня – субстанционально неразличимы.

Как тут не вспомнить вредоносный пассаж Свинаренко и Коха о том, что русские – это те же негры. Только такие негры, которые совсем прогнали и убили своих белых. Если бы в США вместо Линкольна был Ленин, американцы сейчас имели бы то же самое. Но это уже другая тема. И в любом случае, в США уголовная субкультура достаточно четко локализована и устойчиво сохраняет свою маргинальность. Даже при том, что представители творческих элит проявляют к ней интерес. Все-таки у них был Линкольн, а не Ленин. Влиятельному политику и простому чиновнику там в голову не придет ботать по фене. У нас, если судить по речи и музыкальным пристрастиям, – полная конверге

• 
• 
•